Приключения тома сойера. Том рассказывает свой вещий сон Приключения тома сойера читать глава 18

И она заплакала.

И мой Джо был такой же: шалит, балуется, как будто в нем тысяча бесов, а добрый, ласковый, лучше не надо! Господи, прости меня, грешную! Ведь я задала ему трепку за сливки, а у самой из головы вон, что сама же я эти сливки выплеснула, потому что они прокисли!.. И только подумать, что я никогда больше не увижу его тут, на земле, - бедного, обиженного мальчика, никогда, никогда, никогда!

И миссис Гарпер зарыдала так, словно сердце у нее вот-вот разорвется.

Я надеюсь, что Тому теперь хорошо в небесах, - сказал Сид. - Но если бы он вел себя немножко лучше… тут, на земле…

Сид! (Том почувствовал, как сердито загорелись у тетки глаза, хоть и не мог ее видеть.) Не смей говорить дурно о моем Томе, когда его нет в живых! Да, сударь, теперь о нем позаботится бог, а вы не беспокойтесь, пожалуйста… Ох, миссис Гарпер, уж и не знаю, как я это переживу! Просто и представить себе не могу! Он всегда был для меня утешением, хотя часто терзал мое старое сердце.

Бог дал, бог и взял. Благословенно будь имя господне! Но это так тяжко, так тяжко! Не дальше как в прошлую субботу мой Джо подходит ко мне и как бабахнет пистоном под самым моим носом! Я в ту же минуту так оттолкнула его, что он упал. Не знала я тогда, что он скоро… Ах, сделай он это теперь, я расцеловала бы и благословила его…

Да, да, да, я отлично понимаю ваши чувства, миссис Гарпер, отлично понимаю! Не дальше как вчера перед обедом мой Том напоил кота “болеутолителем”, так что кот чуть не перевернул весь дом. И я, прости меня, господи, стукнула Тома по голове наперстком. Бедный мой мальчик, несчастный, погибший малыш! Зато теперь уже кончились все его муки. И последние его слова, что я услышала от него, были словами упрека…

Но это воспоминание оказалось слишком тяжким для старухи, и она горько заплакала. Том тоже стал всхлипывать, - впрочем, ему было жалко не столько других, сколько себя. Он слышал, как плакала Мери, время от времени поминая его ласковым словом. И в конце концов он возгордился: никогда он не думал, что он такой замечательный мальчик. Все-таки горе тетки очень взволновало его; ему хотелось выскочить из-под кровати и сразу осчастливить ее; такие театральные эффекты были ему всегда по душе. Но он не поддался искушению и продолжал лежать смирно, прислушиваясь к дальнейшему разговору.

Из отдельных фраз он узнал, как объясняют их исчезновение: сначала думали, что они утонули во время купанья; затем хватились, что нет плота; затем кто-то из мальчиков вспомнил, как Том и Джо заявляли, что в городе о них “скоро услышат”. Тогда местные мудрецы, пораскинув умом, решили, что мальчики уплыли на пилоту и скоро объявятся в ближайшем городишке вниз по течению; но около полудня плот нашли прибитым к миссурийскому берегу в пяти-шести милях от города и тогда все надежды рухнули: мальчики, несомненно, утонули - иначе голод пригнал бы их домой к ночи, а пожалуй, и раньше. А тела их не были найдены лишь потому, что катастрофа, как полагали, произошла па самой середине реки, - иначе они добрались бы до берега, так как плавали все трое отлично. Сегодня среда. Если тела не найдутся до воскресного утра, значит, никакой надежды уже нет, и в воскресенье, во время обедни, их будут отпевать как умерших. Том вздрогнул.

Миссис Гарпер, рыдая простилась со всеми и направилась было к двери. Но тут обе осиротевшие женщины, под влиянием внезапного порыва, кинулись друг другу в объятия и, прежде чем расстаться, поплакали всласть. Тетя Полли гораздо нежней, чем всегда, поцеловала на ночь Сида и Мери. Сид всхлипнул, а Мери ушла вся в слезах.

Тетя Полли упала на колени и стала молиться о Томе. В ее словах и в ее дрожавшем голосе чувствовалась такая безмерная любовь, ее молитва была так горяча и трогательна, что Том опять залился слезами.

Мальчику еще долго пришлось лежать тихо и смирно после того, как тетя Полли улеглась; по временам у нее вырывались какие-то печальные возгласы, она все время беспокойно ворочалась, металась из стороны в сторону. Наконец она затихла и лишь изредка стонала во сне. Том выполз, медленно и осторожно встал на ноги и, заслонив рукою свечу, долго смотрел на спящую. Сердце его было переполнено жалостью к ней. Он вытащил из кармана кору и положил возле свечки, но потом приостановился, размышляя. Ему пришла в голову счастливая мысль, и лицо его просияло. Он сунул кору в карман, наклонился над теткой и поцеловал ее в поблекшие губы, а, затем неслышно вышел вон, закрыв за собой дверь на щеколду.

Он дошел до пристани, где обыкновенно стоял пароходик, и, не увидев никого на берегу, смело взошел на судно. Он знал, что на пароходике никого нет, кроме сторожа, а тот имел обыкновение забираться в каюту и спать непробудным сном. Том отвязал челнок от кормы, неслышно спустился в него и начал грести вверх по реке. Проехав с милю, он приналег на весла, пересек реку и причалил как раз там, где следовало, потому что это дело было для него привычное. Ему очень хотелось завладеть челноком - ведь челнок тоже до некоторой степени судно и, следовательно, законная добыча пирата, - но он знал, что челнок будут повсюду искать, а это может навести на след беглецов. Поэтому он просто прыгнул на берег и вошел в лес.

В лесу он хорошенько отдохнул, мучительно стараясь побороть сон, и потом поплелся к лагерю. Ночь была на исходе, а когда он дошел до отмели, уже совсем рассвело. Он посидел еще немного и лишь тогда, когда солнце, высоко поднявшись, позолотило могучую реку великолепным огнем, бросился в воду опять. Немного погодя он, весь мокрый, добрался до лагеря как раз в ту минуту, когда Джо говорил:

Нет, Гек, Том человек надежный. Он вернется. Верно тебе говорю. Он не удерет. Он знает, что это стыд для пирата. А пиратская честь ему дороже всего. Он затевает какую-то новую штуку. Но какую, хотел бы я знать!

Ну, а вещи все-таки - наши?

Наши, Гек, но не совсем. В письме сказано, чтобы мы взяли их, если он не вернется к завтраку.

А он тут как тут! - воскликнул Том, торжественно появляясь перед ними. Это был редкий театральный эффект.

Скоро они устроили обильный завтрак из ветчины и рыбы и принялись его уничтожать, а тем временем Том рассказал (не без прикрас) свои похождения. Когда рассказ был выслушан до конца, мальчишки еще больше заважничали и стали чувствовать себя великими героями. Том прилег в тени, чтобы выспаться до полудня, к прочие пираты отправились удить рыбу и исследовать остров.

Глава шестнадцатая

ПЕРВЫЕ ТРУБКИ. - “Я ПОТЕРЯЛ НОЖИК”

После обеда вся разбойничья шайка двинулась на песчаную отмель за черепашьими яйцами. Мальчики тыкали палками в песок и, найдя мягкое местечко, опускались на колени и начинали рыть руками. Из иной ямки добывали сразу по пяти-шести десятков яиц. Яйца были совершенно круглые, белые, чуть поменьше грецкого ореха. В этот вечер у пиратов был роскошный ужин - они объедались яичницей; так же великолепно пировали они на следующее утро, в пятницу.

После завтрака они прыгали и скакали на отмели, с громкими криками гоняясь друг за другом, сбрасывая с себя на бегу одежду, а потом, голые, мчались далеко-далеко, к мелководью, продолжая бесноваться и там. Сильное течение порою сбивало их с ног, но от этого им становилось еще веселее. Они нагибались все вместе к воде и брызгали друг в друга, причем каждый подкрадывался к врагу осторожно, отвернув лицо, чтобы самого не забрызгали. Затем они вступали врукопашную тут же, в воде, пока победитель не окунал остальных с головой. Кончалось тем, что оказывались под водою все трое. Все трое превращались в клубок белеющих рук и ног, и когда снова появлялись над гладью реки, то и пыхтели, и фыркали, смеялись и отплевывались, и жадно хватали воздух.

Выбившись из сил, они выбегали на пляж, кидались врастяжку на сухой, раскаленный песок и закапывались в него, а затем снова бросались в воду, и все начиналось сначала. Наконец им пришло в голову, что их кожа смахивает на трико телесного цвета; они начертили на песке круг и устроили цирк, в котором было целых три клоуна, так как ни один не хотел уступить другому эту завидную роль.

Это он, он! Он идет сюда сам!

Мефф Поттер!

Смотрите, остановился… Следите за ним - он хочет уйти. Держите его, не пускайте!

Зеваки, сидевшие на деревьях над головой Тома, сообщили, что Мефф Поттер и не думает уходить - он только смущен и не знает, что делать.

Бесстыдная наглость! - заметил один из зрителей. - Пришел, чтобы тихо и мирно полюбоваться своим злодеянием… не ожидал, что здесь будет народ.

Толпа расступилась, и к могиле торжественно приблизился шериф, ведя Поттера за руку. Лицо несчастного сильно осунулось, и его глаза выражали мучительный страх. Когда он увидел убитого, он затрясся, словно его хватил паралич, закрыл лицо руками и заплакал.

Не я это сделал, друзья мои, - говорил он рыдая, - даю вам честное слово, не я…

Кто же тебя обвиняет? - загремел чей-то голос. Стрела попала в цель. Поттер поднял голову и осмотрелся вокруг с горькой безнадежностью во взоре. Он увидел Индейца Джо и воскликнул:

Ну, Индеец Джо! Ты же обещал, что никогда…

Это ваш нож? - И шериф поднес к самому его лицу орудие убийства.

Поттер упал бы, если бы его не подхватили и не усадили тихонько на землю. Потом он сказал:

Что-то говорило - мне, что если я не вернусь сюда и не найду… - Он вздрогнул и, безнадежно махнув рукой, промолвил: - Скажи им, Джо, скажи им, - теперь уж нечего…

Гекльберри и Том онемели от ужаса и, не отрывая глаз, глядели на бессердечного лгуна, когда он повел свой хладнокровный рассказ об убийстве. Каждую минуту они ожидали, что вот-вот с безоблачного неба на его голову низвергнется молния, и дивились, почему так медлит божья кара. Когда же он и по окончании рассказа остался цел и невредим, у них возникло робкое желание нарушить клятву и спасти жизнь несправедливо обвиненному Поттеру, но это желание увяло и скоро совсем исчезло, потому что им сделалась ясно, что этот негодяй Джо продал душу дьяволу, а с дьяволом шутки плохи: только сунься в его дела - и сгинешь на веки веков.

Кто-то спросил Поттера:

Почему же ты не убежал? Зачем пришел сюда?

Я не мог иначе… не мог! - простонал Поттер. - Я и хотел убежать, но сами ноги привели меня сюда!

И он зарыдал опять.

Через несколько минут на следствии Индеец Джо столь же спокойно повторил свое показание под присягой, и мальчики, видя, что небесные молнии так-таки не поразили его, окончательно убедились, что Джо продал себя сатане. Он вдруг сделался в их глазах самым интересным, хотя и самым страшным существом на земле, и они не могли отвести от его лица зачарованных глаз.

Про себя они решили следить за ним по ночам, когда представится случай, в надежде как-нибудь хоть мельком увидеть его ужасного повелителя - дьявола.

Индеец Джо помог поднять с земли тело убитого и уложить в повозку, чтобы увезти его прочь. В толпе пробежал трепет: все стали шептать, что как раз в эту минуту из раны просочились капли крови. Мальчики подумали было, что эта счастливая случайность укажет толпе истинного убийцу, но им пришлось разочароваться, потому что многие тут же сказали:

Все это потому, что Мефф Поттер стоял в трех шагах от убитого.

Страшная тайна и угрызения совести целую педелю не давали Тому спать по ночам, и однажды утром во время завтрака Сид сказал:

Том, ты так вертишься и так много болтаешь во сне, что я из-за тебя не мог уснуть…

Том побледнел и потупил глаза.

Это дурной знак, - серьезно сказала тетя Полли. - Что у тебя на уме, Том?

Ничего! Ничего особенного!

Однако рука мальчика дрогнула так, что он пролил на скатерть свой кофе.

И мелешь ты все такой вздор, - продолжал Сид. - Нынче ночью ты, например, зарядил: «Это кровь, это кровь, вот что это такое!» И опять, и опять, без конца. А потом: «Не мучьте меня так, - я скажу». Скажешь? Что такое ты скажешь?

Все поплыло перед Томом. Трудно сказать, чем бы это могло кончиться, но, к счастью, тревожное выражение сошло с лица тети Полли, и она, сама того не зная, пришла Тому на выручку. Она сказала:

Ох! Это все из-за того страшного убийства. Мне и самой оно снится чуть ли не каждую ночь. Иногда я даже вижу во сне, что убийца - я.

Мери сказала, что то же самое бывает и с ней. Сид, по-видимому, удовлетворился этим объяснением. Том поспешил уйти под первым благовидным предлогом и после этого целую неделю, притворяясь, что у него болят зубы, стягивал себе челюсть на ночь платком. Он не знал, что Сид нарочно не спит по ночам и нередко, ослабив его повязку и приподнявшись на локте, прислушивается к его словам и потом опять поправляет повязку. Душевная тревога Тома мало-помалу улеглась; зубная боль надоела ему и была отменена. Если Сид и вывел какие-либо заключения из отрывистых слов, произносимых его братом во сне, он оставил их при себе.

Тому казалось, что его товарищи никогда не перестанут производить следствие над дохлыми кошками, - эта забава всякий раз напоминала ему о страшном событии. Сид подглядел, что в этой игре Том никогда не выступает в качестве главного следователя, хотя до сих пор Том очень любил, чтобы во всех играх первые роли предоставлялись ему. Сид точно так же подметил, что Том уклоняется и от роли свидетеля; в этом тоже была какая-то странность. Не ускользнуло от Сида и то обстоятельство, что Тому вообще эти игры противны и что он уклоняется от них при малейшей возможности. Сид ломал себе голову над этими загадками, но не говорил ничего. Впрочем, подобные игры в конце концов вышли из моды и перестали терзать совесть Тома.

В это печальное время Том чуть не каждый день, улучив удобную минуту, пробирался к маленькому решетчатому оконцу тюрьмы, в которой был заключен «убийца», и контрабандой приносил ему разные лакомства, какие удавалось добыть. Тюрьмой было невзрачное кирпичное зданьице, которое стояло у болота, на краю городка. Сторожа при ней не полагалось, да в ней и заключенных почти никогда не бывало. Эти маленькие подарки значительно успокаивали совесть Тома.

У обитателей городка было сильное желание наказать Индейца Джо за похищение трупов: вымазать его дегтем, вывалять в перьях и вывезти из города верхом на шесте. Но он внушал такой страх, что не находилось никого, кто решился бы взять на себя в этом деле почин, а потому оно не состоялось. На обоих допросах метис начинал свой рассказ прямо с драки, не упоминая о предварительном похищении трупа; поэтому сочтено было за лучшее до поры до времени не привлекать его к суду.

У Тома появились новые большие тревоги: Бекки Тэчер перестала ходить в школу. Эти-то тревоги и отвлекли его ум от мучительной тайны, волновавшей его. Том несколько дней пытался разжечь в себе гордость и выбросить Бекки из головы, но это ему не удавалось. Он начал бродить по вечерам вокруг ее дома и чувствовал себя очень несчастным. Она заболела. Что, если она умрет? Эта мысль удручала его. Он перестал интересоваться военными стычками, и даже морские пираты уже не увлекали его. Очарование жизни исчезло, осталась одна тоска. Он забросил обруч и палку: они не давали ему былых наслаждений. Его тетка встревожилась и стала его лечить, пробуя на нем всевозможные средства.

Она принадлежала к числу тех людей, которые страстно увлекаются всякими патентованными снадобьями и новоизобретенными лечебными методами. Без устали проделывала она всевозможные медицинские опыты. Как только в этой области появлялось что-нибудь свежее, она жаждала испробовать новинку - не на себе, потому что никогда не хворала, но на первом, кто попадался ей под руку. Она выписывала все медицинские журнальчики, жульнические брошюрки френологов, и величавое невежество, наполнявшее их, было для нее слаще меда. Их бредни о вентиляции комнат и о том, как нужно ложиться в постель, и как подниматься с постели, и что есть, и что пить, и сколько нужно делать моциону, и какое поддерживать в себе состояние духа, и какую одежду носить, - все это было для нее непререкаемой истиной, и она никогда не замечала, что журналы, полученные в нынешнем месяце, ниспровергают все то, что сами же рекомендовали в прошлом. Она была честна и простодушна - и потому легко становилась их жертвой. Она собирала все шарлатанские журналы и все шарлатанские снадобья и, говоря фигурально, вооруженная смертью, мчалась на бледном коне, «а за нею все силы ада». Она очень удивилась бы, если бы узнала, что для своих страждущих соседей она не ангел-целитель и не «ханаанский бальзам».

Аудио повесть известного американского писателя Марка Твена "Приключения Тома Сойера", глава 18 - Вещий сон Тома и ухаживание за Эмми Лоренс.
"В понедельник утром за завтраком, и тетя Полли, и Мери были чрезвычайно добры к Тому и с любовью выполняли все его желания. Разговоров за столом было много - гораздо больше. чем всегда..." Тетя Полли в чрезвычайно мягкой форме высказала упрек Тому в том, что не сообщить родным о том, что они не погибли, а живы - жестоко. Том оправдался как мог и сказал, что он помнил о своей любимой тете постоянно и даже видел их всех во сне. Далее он рассказал в виде сна все, что он слышал у них дома, сидя под кроватью. Тетя Полли немедленно отправилась к миссис Гарпер рассказать ей удивительно вещий сон Тома. Дети отправились в школу. Том больше всего хотел увидеть Бекки. "...А вот и она. Том сделал вид, что не замечает ее..." Бекки бегала за девочками близко от Тома, но ни тот ни другая не заговорили друг с другом. Том стал разговаривать с Эмми Лоренс. Бекки громко пригласила подругу к себе на пикник. Остальные ребята тоже спросили разрешения прийти к Бекки на пикник. Оказались приглашенными все дети, кроме Тома и Эмми. Бекки рассматривала картинки с Альфредом, новичком из Сен-Луи. Том и Бекки негодовали друг на друга, а обиженный Альфред тайно облил учебник Тома чернилами.

Это и была великая тайна Тома – он задумал вернуться домой вместе с братьями пиратами и присутствовать на собственных похоронах. В субботу, когда уже смеркалось, они переправились на бревне к миссурийскому берегу, выбрались на сушу в пяти-шести милях ниже городка, ночевали в лесу, а перед рассветом пробрались к церкви окольной дорогой по переулкам и легли досыпать на хорах среди хаоса поломанных скамеек.

В понедельник утром, за завтраком, и тетя Полли и Мэри были очень ласковы с Томом и ухаживали за ним наперебой. Разговорам не было конца. Посреди разговора тетя Полли сказала:

– Ну хорошо, Том, я понимаю, вам было весело мучить всех чуть не целую неделю; но как у тебя хватило жестокости шутки ради мучить и меня? Если вы сумели приплыть на бревне на собственные похороны, то, наверно, можно было бы какнибудь хоть намекнуть мне, что ты не умер, а только сбежал из дому.

– Да, это ты мог бы сделать, Том, – сказала Мэри, – мне кажется, ты просто забыл об этом, а то так бы и сделал.

– Это правда, Том? – спросила тетя Полли, и ее лицо осветилось надеждой. – Скажи мне, сделал бы ты это, если бы не забыл?

– Я… право, я не знаю. Это все испортило бы.

– Том, я надеялась, что ты меня любишь хоть немножко, – сказала тетя Полли таким расстроенным голосом, что Том растерялся. – Хоть бы подумал обо мне, все-таки это лучше, чем ничего.

– Ну, тетечка, что же тут плохого? – заступилась Мэри. – Это он просто по рассеянности; он вечно торопится и оттого ни о чем не помнит.

– Очень жаль, если так. А вот Сид вспомнил бы. Переправился бы сюда и сказал бы мне. Смотри, Том, вспомнишь какнибудь и пожалеешь, что мало думал обо мне, когда это ничего тебе не стоило, да уж будет поздно.

– Тетечка, ведь вы же знаете, что я вас люблю.

– Может, и знала бы, если бы ты хоть чем-нибудь это доказал.

– Теперь я жалею, что не подумал об этом, – сказал Том с раскаянием в голосе, – зато я вас видел во сне. Все-таки хоть что-нибудь, правда?

– Не бог весть что – сны и кошка может видеть, – но всетаки лучше, чем ничего. Что же тебе снилось?

– Ну вот, в среду ночью мне приснилось, будто бы вы сидите вот тут, возле кровати, а Сид около ящика с дровами, а Мэри с ним рядом.

– Верно, так мы и сидели. Мы всегда так сидим. Очень рада, что ты хоть во сне о нас думал.

– И будто бы мать Джо Гарпера тоже с вами.

– Верно, и она тут была! А еще что тебе снилось?

– Да много разного. Только теперь все как-то спуталось.

– Ну постарайся вспомнить – неужели не можешь?

– Будто бы ветер… Будто бы ветер задул… задул…

– Ну, думай, Том! Ветер что-то задул! Ну!

Том приставил палец ко лбу в тревожном раздумье и минуту спустя сказал:

– Теперь вспомнил! Вспомнил! Ветер задул свечу!

– И будто бы вы сказали: «Что-то мне кажется, будто дверь… «

– Дайте мне подумать минутку, одну минутку… Ах да! Вы сказали, что вам кажется, будто дверь отворилась.

– Верно, как то, что я сейчас тут сижу! Ведь правда, Мэри, я это говорила? Дальше!

– А потом… а потом… наверно не помню, но как будто вы послали Сида и велели…

– Ну? Ну? Что я ему велела, Том? Что я ему велела?

– Велели ему… Ах, да! Вы велели ему закрыть дверь.

– Ну вот, ей-богу, никогда в жизни ничего подобного не слыхивала. Вот и говорите после этого, что сны ничего не значат. Надо сию же минуту рассказать про это Сирини Гарпер. Пусть говорит, что хочет, насчет предрассудков, теперь ей не отвертеться. Дальше, Том!

– Ну, теперь-то я все до капельки припомнил. Потом вы сказали, что я вовсе не такой плохой, а только озорник и рассеянный, и спрашивать с меня все равно что… уж не помню, с жеребенка, что ли.

– А потом вы заплакали.

– Да, да. Заплакала. Да и не в первый раз. А потом…

– Потом миссис Гарпер тоже заплакала и сказала, что Джо у нее тоже такой и что она жалеет теперь, что отстегала его за сливки, когда сама же их выплеснула…

– Том! Дух святой снизошел на тебя! Ты видел пророческий сон, вот что с тобой было! Ну, что же дальше, Том?

– А потом Сид сказал… он сказал…

– Я, кажется, ничего не говорил, – заметил Сид.

– Нет, ты говорил, Сид, – сказала Мэри.

– Замолчите вы, пускай Том говорит! Ну так что же он сказал, Том?

– Он сказал… кажется, он сказал, что мне там гораздо лучше, чем здесь, но все-таки, если бы я себя вел по-другому…

– Ну вот, вы слышите? Эти самые слова он и сказал!

– А вы ему велели замолчать.

– Ну да, велела! Верно, ангел божий был с нами в комнате! Где-нибудь тут был ангел!

– А миссис Гарпер рассказала, как Джо напугал ее пистоном, а вы рассказали про кота и про лекарство…

– Истинная правда!

– А потом много было разговоров насчет того, что нас хотят искать в реке и что похороны будут в воскресенье, а потом вы с миссис Гарпер обнялись и заплакали, а потом она ушла.

– Все так и было! Все так и было! И так же верно, как то, что я здесь сижу. Том, ты не мог бы рассказать это лучше, даже если бы видел все своими собственными глазами! А потом что? И у, Том?

– Потом вы стали молиться за меня – я видел, как вы молились, и слышал каждое слово. А потом вы легли спать, а мне стало вас жалко, и я написал на куске коры: «Мы не утонули – мы только сделались пиратами», и положил кору на стол около свечки; а потом будто бы вы уснули, и лицо у вас было такое доброе во сне, что я будто бы подошел, наклонился и поцеловал вас в губы.

– Да что ты, Том, неужели! Я бы тебе все за это простила! – И она схватила и крепко прижала к себе мальчика, отчего он почувствовал себя последним из негодяев.

– Очень хорошо с его стороны, хотя это был всего-навсего сон, – сказал Сид про себя, но довольно слышно.

– Замолчи, Сид! Во сне человек ведет себя точно так же, как вел бы и наяву. Вот тебе самое большое яблоко, Том, я его берегла на всякий случай, если ты когда-нибудь найдешься; а теперь ступай в школу. Слава господу богу, отцу нашему небесному за то, что он вернул мне тебя, за его долготерпение и милосердие ко всем, кто в него верит и соблюдает его заповеди, и ко мне тоже, хоть я и недостойна: но если бы одни только достойные пользовались его милостями и помощью в трудную минуту, то немногие знали бы, что такое радость на земле и вечный покой на небе. А теперь убирайтесь отсюда, Сид, Мэри, Том, – да поживей. Надоели вы мне!

Дети ушли в школу, а тетя Полли отправилась навестить миссис Гарпер с целью побороть ее неверие удивительным сном Тома. Уходя из дому, Сид, однако, остерегся и не высказал вслух ту мысль, которая была у него на уме. Вот что он думал: «Что-то уж очень чудно – запомнил такой длинный сон и ни разу ни в чем не ошибся! « Каким героем чувствовал себя Том! Он не скакал и не прыгал, а выступал не спеша и с достоинством, как подобает пирату, который знает, что на него устремлены глаза всего общества. И действительно, все на него глядели. Он старался делать вид, будто не замечает обращенных на него взглядов и не слышит, что про него говорят, когда он проходит мимо, зато про себя упивался этим. Малыши бегали за ним хвостом и гордились тем, что их видят вместе с ним, а он их не гонит от себя: для них он был чем-то вроде барабанщика во главе процессии или слона во главе входящего в город зверинца. Его ровесники делали вид, будто он вовсе никуда не убегал, и все-таки их терзала зависть. Они отдали бы все на свете за такой темный загар и за такую громкую славу, а Том не расстался бы ни с тем, ни с другим, даже если бы ему предложили взамен стать хозяином цирка.

В школе все дети так носились и с ним и с Джо Гарпером и смотрели на них такими восторженными глазами, что оба героя в самом скором времени заважничали невыносимо. Они начали рассказывать свои приключения сгоравшим от любопытства слушателям, – но только начали: не такая это была вещь, чтобы скоро кончить, когда неистощимая фантазия подавала им все новый и новый материал. А когда, наконец, Том и Джо достали трубки и принялись преспокойно попыхивать, их слава поднялась на недосягаемую высоту.

Том решил, что теперь он может не обращать на Бекки Тэтчер никакого внимания и обойтись без нее. Достаточно ему одной славы. Он будет жить для славы. Теперь, когда он так отличился, Бекки, может быть, захочет помириться с ним. Что ж, пускай, – она увидит, что он тоже умеет быть равнодушным, как некоторые другие. Скоро пришла и Бекки. Том притворился, будто не видит ее. Он подошел к кучке мальчиков и девочек и завел с ними разговор. Он заметил, что Бекки, вся раскрасневшаяся, блестя глазами, весело бегает взад и вперед, притворяясь, будто гоняется за подругами, и вскрикивая от радости, когда поймает кого-нибудь: однако он заметил, что если она кого-нибудь ловит, то всегда рядом с ним, а поймав, непременно поглядит на него украдкой. Это очень польстило его тщеславию, и Том еще сильнее заупрямился, вместо того чтобы сдаться. Он решил ни за что не уступать, понимая, чего хочется Бекки. Теперь она перестала бегать и нерешительно прохаживалась неподалеку, с грустью поглядывая украдкой на Тома, и даже вздохнула раза два. Потом она заметила, что Том больше разговаривает с Эми Лоуренс, чем с другими. Сердце у нее заныло, она встревожилась, и ей стало не по себе. Она хотела отойти подальше, а вместо того непослушные ноги несли ее все ближе и ближе к той группе, где был Том. Она заговорила с одной девочкой, которая стояла рядом с Томом:

– Ах, Мэри Остин! Гадкая девчонка, почему ты не была в воскресной школе?

– Я была, как же ты меня не видела?

– Разве ты была? Где ты сидела?

– В классе мисс Питере; там же, где и всегда. Я тебя видела.

– Неужели? Странно, как это я тебя не заметила. Мне хотелось поговорить с тобой о пикнике.

– Вот хорошо! А кто его устраивает?

– Моя мама.

– Как это мило! А меня она пригласит?

– Конечно, пригласит. Ведь пикник для меня. Она позовет всех, кого я захочу, а тебя я непременно хочу позвать.

– Я так рада. А когда это будет?

– Очень скоро. Может быть, на каникулах.

– Вот будет весело! Ты пригласишь всех мальчиков и девочек?

– Да, всех моих друзей… или тех, кто хочет со мной дружить. – И она украдкой посмотрела на Тома, но он в эту минуту рассказывал Эми Лоуренс про грозу на острове и про то, как молния разбила большой платан «в мелкие щепки», когда он стоял «всего в трех шагах»…

– А мне можно прийти? – спросила Грэси Миллер.

– А мне? – спросила Салли Роджерс.

– И мне тоже можно? – спросила Сюзи Гарпер. – И Джо?

И все, кроме Тома и Эми, один за другим, радостно хлопая в ладоши, напросились на приглашение. Тогда Том спокойно повернулся к Бекки спиной и, продолжая разговаривать, увел с собой Эми Лоуренс. У Бекки задрожали губы и слезы навернулись на глаза; она постаралась это скрыть, притворяясь веселой, и продолжала болтать по-прежнему, но пикник потерял для нее всякую прелесть, как и все остальное на свете; она постаралась поскорее уйти и спряталась, чтобы выплакаться всласть, как принято говорить у прекрасного пола. Она сидела одна до самого звонка, не желая показывать, как уязвлена ее гордость. Потом встала, тряхнула длинными косами и, мстительно сверкнув глазами, сказала себе, что теперь знает, что ей делать.

На перемене Том продолжал ухаживать за Эми, веселый и очень довольный собой. Однако он все время старался разыскать Бекки и нанести ей удар в самое сердце своим поведением. Наконец он ее увидел, и его настроение сразу упало. Она сидела в уютном уголке за школьным домом на одной скамеечке с Альфредом Темплом и разглядывала с ним картинки в книжке, склонившись над страницей голова к голове. Оба они были так увлечены этим занятием, что, казалось, вовсе не замечали, что делается на свете. Ревность огнем пробежала по жилам Тома. Он разозлился на самого себя за то, что упустил случай помириться с Бекки, когда она первая подошла к нему. Он ругал себя дураком и всеми бранными словами, какие только приходили ему в голову. Он чуть не заплакал с досады. Эми болтала без умолку, не помня себя от радости, а у Тома язык точно прилип к гортани. Он не слышал того, что говорила ему Эми, а когда она взглядывала на него, ожидая ответа, он бормотал бог знает что, часто даже и невпопад. Его все тянуло за школьный дом, хотя эта возмутительная картина растравляла ему душу. Он не мог с собой справиться. И его просто бесило, что Бекки, как ему казалось, даже не замечает его существования. Однако она все видела, отлично понимала, что победа на ее стороне, и была очень рада, что он теперь страдает так же, как раньше страдала она.

Веселая болтовня Эми сделалась для него невыносимой. Том намекнул, что у него есть важное дело и что ему надо спешить. Но все было напрасно – девочка трещала по-прежнему. Том подумал: «Ах ты господи, неужели от нее никак не отвяжешься?» Наконец он прямо сказал, что ему надо уйти по делу, а она простодушно ответила, что подождет его «где-нибудь тут» после уроков. И он поскорей убежал, чуть не возненавидев ее за это.

«Кто угодно, только бы не этот мальчишка! – думал Том, скрежеща зубами. – Кто угодно в городе, только не этот франт из Сент-Луи. Туда же, воображает, что он аристократ, оттого что одет с иголочки! Ну погоди, любезный, я тебя поколотил в первый же день и еще поколочу! Дай только добраться! Вот как возьму да… « И Том принялся колотить воображаемого врага – лупил по воздуху кулаками, замахивался и лягался. «Ах, ты вот как? Проси сейчас же пощады! Ну, так тебе и надо, вперед наука! « И воображаемое побоище закончилось к полному его удовольствию.

Том сбежал домой в большую перемену. Совесть не позволяла ему больше смотреть на простодушную радость Эми, а ревность стала невыносимой. Бекки опять села рассматривать картинки вместе с Альфредом, но время шло, Том больше не появлялся и мучить было некого, и потому ее торжество поблекло и потеряло дня нее всякий интерес; явилась рассеянность, скука, а там и тоска; два-три раза она настораживалась, прислушиваясь к чьим-то шагам, но это была ложная надежда – Том все не приходил. Наконец она совсем приуныла и начала жалеть, что завела дело так далеко. Бедняга Альфред, который видел, что ей с ним скучно, хотя и не понимал почему, все не унимался:

– Глядите, какая картинка! А эта еще лучше!

Наконец Бекки не выдержала:

– Ах, отстаньте, пожалуйста! Не нужны мне ваши картинки! – Она расплакалась, вскочила и убежала от него.

Альфред поплелся за ней и собирался было пристать с утешениями, но она сказала:

– Да уйдите же, оставьте меня в покое! Я вас терпеть не могу!

И мальчик растерянно остановился, не понимая, что же он такого сделал, когда она сама сказала, что будет всю большую перемену смотреть с ним картинки, а теперь с плачем убежала от него. Альфред, не зная, что и думать, побрел обратно в пустую школу. Он рассердился и обиделся. Докопаться до правды было нетрудно: Бекки просто воспользовалась им, чтобы досадить Тому Сойеру. Когда он об этом догадался, то еще больше возненавидел Тома. Ему захотелось как-нибудь насолить Тому, не подвергая себя риску. Учебник Тома попался ему на глаза. Случай был удобный. Он с радостью открыл книжку на той странице, где был заданный урок, и залил ее чернилами.

Бекки заглянула в эту минуту в окно и увидела, что он делает, но прошла мимо, не сказав Альфреду ни слова. Она ушла домой: ей хотелось разыскать Тома и все рассказать ему. Том, конечно, будет ей благодарен, и они с ним помирятся. Однако на полдороге Бекки передумала. Она вспомнила, как Том обошелся с ней, когда она рассказывала про пикник, и от обиды ее обожгло словно огнем. Она решила не выручать Тома, а кроме того, возненавидеть его навеки. Пускай его накажут за испорченный учебник.

Глава 18

Это и была великая тайна Тома: проект вернуться домой с братьями пиратами и присутствовать при собственном отпевании.

Они переплыли на Миссурийский берег на бревне, в субботу вечером. Пристали в пяти или шести милях ниже деревни, переночевали в лесу возле деревни, а перед рассветом пробрались глухими переулками и пустырями в церковь и доспали на галерее, спрятавшись в груде старых скамей.

За завтраком, в понедельник утром, тетка Полли и Мэри были очень ласковы с Томом и очень внимательны к его желаниям. Разговор был оживленнее, чем когда-либо. Между прочим, тетка Полли заметила:

– Ну, Том, я не скажу, чтобы это была уж очень дурная шутка с вашей стороны, – заставить всех горевать почти целую неделю, – раз вам, ребятишкам, было так весело, но как ты мог быть таким жестоким, что не пожалел меня? Если ты мог переплыть на бревне, чтобы явиться на собственные похороны, то мог бы и дать мне весточку, что вы не погибли, а только убежали.

– Да, тебе бы следовало сделать это, Том, – сказала Мэри, – и я уверена, что ты бы сделал, если бы подумал об этом.

– Не правда ли, Том? – спросила тетка Полли, и лицо ее осветилось надеждой. – Скажи, ты бы так и сделал, если бы подумал об этом?

– Я… я не знаю. Это испортило бы всю шутку.

– Том, я надеялась, что ты любишь меня хоть немножко, – сказала тетка Полли с грустью, смутившей мальчика. – Все-таки это хоть что-нибудь да значило бы, если бы ты мог пожалеть меня и не пожалел только потому, что не подумал.

– Ну, тетя, это ничего, – вступилась Мэри, – это ведь только ветреность виновата. Том всегда так суетится, что никогда ни о чем не подумает.

– Тем хуже! Сид бы наверно подумал. И если бы Сид подумал, то и сделал бы. Том, ты вспомнишь когда-нибудь, когда будет уже поздно, что мог бы пожалеть меня, когда это было так легко, и тебе самому горько станет.

– Да я жалею вас, тетя, вы сами знаете, – сказал Том.

– Я бы лучше знала это, если бы оно выражалось в твоих поступках.

– Мне жаль теперь, что я не подумал, – сказал Том с раскаянием, – но зато я видел вас во сне. А ведь это что-нибудь да значит, разве нет?

– Маловато. И кошка видит сны. Но все же это лучше, чем ничего. Что же тебе снилось?

– Ну, вот, в среду ночью мне снилось, будто вы сидите за кроватью, а Сид подле дровяного ящика и Мэри рядом с ним.

– Да, так мы и сидели. Мы всегда так сидим. Я рада, что хоть сны твои помогают вспоминать о нас.

– И еще мне снилось, что тут была мать Джо Гарпера.

– Да, она была здесь. А еще что-нибудь снилось?

– О, много. Только уж смутно помнится теперь.

– Ну, постарайся припомнить. Можешь?

– Помнится мне, что ветер… что ветер… задувал… задувал…

– Постарайся хорошенько, Том! Ветер задувал… ну…

Том прижал пальцы ко лбу, стараясь вспомнить, и сказал:

– Вспомнил, вспомнил! Он задувал свечку!

– И мне кажется, будто вы что-то сказали: «Никак дверь…»

– Дайте подумать минуточку, только минуточку. Ну да, – вы сказали: «Никак дверь открыта».

– Ведь и вправду сказала! Помнишь, Мэри? Дальше!

– Тогда… тогда… не помню наверно, но кажется, вы сказали: «Сид, поди-ка…»

– Ну? ну? Что я велела ему, Том? Что я велела ему?

– Вы велели ему… вы… О, вы велели ему затворить дверь.

– Каково! В жизнь свою не слыхивала ничего подобного! Говорите теперь, что сны ничего не значат. Сейчас же пойду, расскажу Сирине Гарпер. Посмотрим, как она понесет свой вздор насчет суеверий. Продолжай, Том!

– О, теперь я вспомнил ясно. Затем вы сказали, что я не дурной мальчик, а только шалун и ветреник, и что спрашивать с меня все равно что… что… с жеребенка, кажется, или что-то в этом роде.

– А потом вы заплакали.

– Правда! Правда! И не в первый раз заплакала. А потом?..

– А потом мистрис Гарпер тоже заплакала и сказала, что Джо такой же, и жалела, что высекла его за сливки, которые сама же выплеснула.

– Том! Дух снизошел на тебя! Ты пророчествовал – вот что ты делал! Хвала Всевышнему… Дальше, Том!

– Тогда Сид сказал… сказал:

– Я, кажется, ничего не говорил, – заметил Сид.

– Нет, Сид, ты говорил, – возразила Мэри.

– Замолчите оба и не мешайте Тому! Что же он сказал, Том?

– Он сказал, – кажется, он сказал, что надеется, что мне лучше там, куда я ушел; но если бы я вел себя как следует…

– Ну, слышите вы это! Его подлинные слова!

– А вы его остановили очень строго.

– Именно так я и сделала! Тут был ангел, который сообщил тебе. Тут был ангел!

– А мистрис Гарпер рассказала, как Джо напугал ее хлопушкой, а вы рассказали о Питере и «Болеистребителе»…

– Верно, как то, что я жива!

– А потом было много разговоров о том, как нас искали в реке, и что в воскресенье будет заупокойная служба, а потом вы и мистрис Гарпер обнялись и плакали, и она ушла.

– Так точно и было! Так точно и было, это верно, как то, что я сижу здесь! Том, ты бы не мог рассказать вернее, если бы сам видел все это. А потом, что же было? Продолжай, Том.

– Потом вы молились за меня, и я мог видеть вас и слышать каждое слово. И вы легли спать, а мне стало так жаль вас, что я написал на куске коры: «Мы не умерли, мы только сделались пиратами», и положил его на столе, возле вашей свечки; и вы выглядели такой добренькой, когда лежали и спали, что я нагнулся и поцеловал вас в губы.

– В самом деле, Том, в самом деле? Я прощаю тебе все за это!

Она стиснула мальчика в объятиях, причем он чувствовал себя самым отъявленным негодяем.

– Это было очень похвально, хотя только… во сне, – проговорил чуть слышно Сид, рассуждая сам с собою.

– Молчи, Сид! Человек делает во сне то самое, что он сделал бы наяву. Вот большое сладкое яблоко, которое я приберегла для тебя, Том, на случай, если ты найдешься, – а теперь ступай в школу. Благодарю Отца нашего Небесного за то, что ты возвращен мне! Он долготерпелив и многомилостив к тем, кто верует в Него и поступает по слову Его, хотя я и не достойна его милосердия; но если бы только достойные находили в нем милость и поддержку в трудные минуты, то мало бы кто мог радоваться здесь и обрести покой там, на лоне Его, когда уснет вечным сном. Ступайте, Сид, Мэри, Том, убирайтесь, вы мне надоели!

Дети пошли в школу, а старушка побежала к мистрис Гарпер сокрушить ее скептицизм вещим сном Тома. Сид счел за лучшее не высказывать вслух мысли, которые шевелились в его душе, когда он выходил из дома. Вот что он подумал: «Ловко – такой длинный сон и ни единой ошибки!»

Каким героем чувствовал себя Том! Он теперь не прыгал и не вертелся, а шествовал с величавой спесью, приличествующей пирату, на которого обращены взоры общества. Так оно и было. Он делал вид, что не замечает взглядов, не слышит разговоров, вызываемых его появлением. Но они были для него слаще меда и сахара. Мальчики поменьше бежали за ним, гордые тем, что их видят в его обществе и что он терпит их присутствие. Они вряд ли бы гордились больше, если бы он был барабанщиком впереди процессии или слоном во главе зверинца, въезжающего в город. Мальчики одного с ним возраста притворялись, будто и не знают о его похождениях, но это им не мешало изнывать от зависти. Чего бы они не дали за его темную, загоревшую кожу и лучезарную славу, но Том не променял бы их даже на цирк.

В школе дети до такой степени носились с ним и Джо и смотрели на них с таким красноречивым восхищением, что оба героя в скором времени невыносимо зазнались. Они начали рассказывать о своих приключениях жадным слушателям, – но только начали, – добраться до конца было невозможно с их богатым воображением. Когда же, наконец, они достали трубки и равнодушно принялись пускать клубы дыма, их слава достигла зенита.

Том решил, что теперь он обойдется без Бекки Татчер. С него довольно славы. Он будет жить для славы. Теперь, когда он так отличился, она, пожалуй, сама захочет выставляться перед ним. Пусть себе – она убедится, что он может быть таким же равнодушным, как и некоторые другие. Наконец она явилась. Том сделал вид, что не замечает ее. Он отошел подальше, присоединился к толпе мальчиков и девочек и стал разговаривать с ними. Вскоре он увидел, что она принялась бегать взад и вперед, вся раскрасневшись и с блестящими глазами, гоняясь за подругами с притворным увлечением и взвизгивая от смеха всякий раз, как ей удавалось поймать какую-нибудь. Но он заметил, что она всегда ловила их поблизости от него, причем бросала на него многозначительный взгляд. Это раззадоривало его тщеславие, и вместо того, чтобы смягчить, только придавало ему спеси и заставляло его старательно делать вид, что он ничего не замечает.

Наконец она перестала играть и нерешительно отошла, вздохнув раз или два и бросив на Тома украдкой внимательный взгляд. Она заметила, что Том обращается к Эми Лауренс чаще, чем к кому-либо. Она почувствовала острую боль и сразу сделалась тревожной и взволнованной. Хотела было уйти, но ноги не повиновались ей и привели ее к той же группе. Она с притворным оживлением сказала девочке, стоявшей почти рядом с Томом:

– Ах, Мэри Аустин, дрянная девчонка, почему ты не пришла в воскресную школу?

– Я приходила, разве ты не видела меня?

– Да нет! Разве? Где же ты сидела?

– В классе мисс Петерс, как всегда. Я тебя видела.

– В самом деле? Забавно, что я не видела тебя. Мне хотелось поговорить с тобой о пикнике.

– О, это славно. Кто его устраивает?

– Мама обещала устроить для меня.

– О, чудесно! Надеюсь, мне можно быть.

– Да, она приглашает. Пикник для меня. Она приглашает всех, кого я захочу, а тебя я хочу.

– Очень мило с твоей стороны. А когда?

– Как-нибудь. Может быть, на каникулах.

– О, это будет превесело! Ты приглашаешь всех мальчиков и девочек?

– Да, всех, кто мне друг или хочет быть моим другом, – и она украдкой взглянула на Тома, но тот рассказывал Эми Лауренс о страшной буре на острове и о том, как молния разбила огромную смоковницу «в мелкие щепы», когда он «стоял в трех шагах от нее».

– О, а мне можно прийти? – спросила Грэси Миллер.

– А мне? – спросила Салли Роджерс.

– А мне? – подхватила Сюзи Гарпер. – И Джо?

Дети ликовали, радостно хлопая в ладоши, пока вся группа не напросилась на приглашение, кроме Тома и Эми. Затем Том холодно отвернулся, продолжая разговаривать, и увел Эми с собою. У Бекки задрожали губы и слезы навернулись на глаза; она скрыла эти проявления горя под маской притворной веселости и продолжала болтать, но и пикник и все остальное потеряли всякий интерес в ее глазах. Она ушла при первой возможности и спряталась, чтобы «хорошенько выплакаться», как выражаются представительницы ее пола. Затем она сидела в унынии, уязвленная в своей гордости, пока не прозвенел звонок, потом встала с мстительным блеском в глазах, откинула свои заплетенные косы и сказала, что знает, что ей делать.

Во время перемены Том продолжал ухаживать за Эми с ликующим самодовольством и с небрежным видом пошел искать Бекки, чтобы помучить ее этим зрелищем. Наконец ему удалось разыскать ее, но тут настроение его сразу упало. Она приютилась на скамеечке за школой и рассматривала книжку с картинками в обществе Альфреда Темпля. Внимание их было так поглощено, головы так тесно склонились над книгой, что, по-видимому, они забыли обо всем на свете. Ревность раскаленной лавой пробежала по жилам Тома. Он готов был возненавидеть себя за то, что упустил шанс к приглашению, когда Бекки сама предлагала его. Он ругал себя дураком и всеми бранными словами, какие только приходили ему в голову. Он чуть не плакал от досады. Эми весело болтала, потому что сердце ее пело, но у него отнялся язык. Он не слышал, что она говорит, и когда она умолкала в ожидании ответа, бормотал что-то в знак согласия, часто совершенно невпопад. Несколько раз он как будто неумышленно возвращался за школу, чтобы терзать свои глаза ненавистным зрелищем. Он не мог удержаться от этого. И просто с ума сходил, убеждаясь, что Бекки Татчер не видит, даже не подозревает о его существовании в этом мире. На самом деле она видела его, и знала, что выиграла битву, и радовалась, что он страдает так же, как страдала она. Веселая болтовня Эми становилась невыносимой для него. Том намекнул, что он занят, что у него есть дело, что ему некогда. Тщетно девочка продолжала щебетать. Том думал: «О, черт бы ее побрал, когда она отвяжется!» Наконец он сказал, что ему надо заниматься, а она ответила наивно, что будет ждать его после школы. Он поспешно ушел, ненавидя ее от души.

«Хоть бы другой мальчик! – думал он, скрежеща зубами. – Какой угодно мальчик в деревне, только не этот франт из Сен-Луи, который думает, что шикарно одет, и корчит из себя аристократа! Ладно же! Я вам задал трепку в первый же день, когда вы показались в городе, мистер, задам и еще. Попадись ты мне только. Поймаю и…»

Он начал колотить воображаемого мальчика, нанося удары в воздухе, расточая пинки и затрещины.

– А этого хочешь, хочешь? Живота или смерти? Я тебя проучу!

Воображаемый поединок кончился в его удовольствие.

В полдень Том убежал домой. Совесть его не могла больше выдерживать благодарного счастья Эми, а ревность – выносить новые муки. Бекки продолжала смотреть картинки с Альфредом, но по мере того как время шло, а Том не являлся страдать, ее торжество начинало омрачаться и интерес пропал. Она стала задумчивой и рассеянной, потом опечалилась. Два или три раза настораживалась, заслышав шаги, но ее надежды оставались обманутыми. Том не приходил. Наконец она почувствовала себя совсем несчастной и жалела, что зашла так далеко. Когда бедный Альфред, видя, что она, Бог знает почему, охладела к нему, воскликнул: «О, вот хорошенькая картинка, посмотрите!» – она потеряла терпение и сказала: «Ах, не приставайте ко мне! Какое мне дело до картинок!» – залилась слезами, вскочила и пошла прочь.

Альфред поплелся за ней и попытался было утешить ее, но она сказала:

– Убирайтесь и оставьте меня в покое. Я вас терпеть не могу!

Мальчик остановился, недоумевая, в чем же дело, так как она сама сказала, что будет смотреть картинки всю перемену, а она ушла плача. Альфред пошел в раздумье в пустую школу. Он был унижен и раздражен. Вскоре он сообразил, в чем дело: девочка просто воспользовалась им как орудием мести Тому Сойеру. Эта мысль, конечно, не уменьшила его ненависти к Тому. Он стал искать способ насолить этому мальчику без большого риска для себя. Ему попалась на глаза хрестоматия Тома. Это было кстати. Он радостно открыл книгу, отыскал урок, заданный на после обеда, и залил страницу чернилами. Бекки, смотревшая в эту минуту в окно, видела это и ушла, оставшись незамеченной мальчиком. Она направилась домой, рассчитывая отыскать Тома и рассказать ему. Он будет ей благодарен, и их ссора прекратится. Но она не прошла еще и полдороги, как ее намерения переменились. Ей вспомнилось оскорбительное поведение Тома, когда она говорила о пикнике, и это воспоминание наполнило ее стыдом. Она решила предоставить ему быть высеченным за порчу книги и сверх того ненавидеть его вечно.
Твен М.